Академик Д.С.Лихачев писал: "История культуры - это история человеческой памяти, история развития памяти, ее углубления и совершенствования." Память о личности великого художника, в том числе и Чайковского, в значительной степени помимо его собственного творчестива, хранят воспоминания его современников. Но, как отмечала писательница Л.Я.Гинзбург: "Дневник фиксирует не прошлое, а настоящее, "непредрешенный" <...> процесс жизни с еще неизвестной развязкой. В мемуарах же наблюдается обратное: развязка известна, отсюда их необьективность." Не исключение и мемуарная литература о Чайковском.

Воспоминания о Чайковском стали появляться практически сразу же после его кончины. В этом проявились всеобщая любовь к нему современников, а также начало работы над биографиями композитора разных исследователей, в том числе и М.И.Чайковского, публикации к первым годовщинам со дня смерти Чайковского и другим датам. Иногда воспоминания появлялись без видимого на то повода. Приступая к созданию биографии Чайковского, Модест Ильич должен был собрать материал о жизни брата, чтобы осветить те стороны его жизни, которые ему лично были неизвестны. Как отмечал Н.Д.Кашкин, известный русский критик и друг композитора, М.И.Чайковский был на десять лет моложе своего брата, поэтому передавал все подробности по пересказам других лиц. К такого рода сюжетам относятся темы, изложенные в первых главах книги. Они рассказывают об истории рода, семьи, детских годах Чайковского, то есть то, что могло быть известно М.И.Чайковскому только из семейных воспоминаний старших по возрасту. Кто и как делился своими воспоминаниями с М.И.Чайковским можно установить по некоторым материалам, сохранившимся в его архиве в клинском музее и в его переписке с разными лицами. Среди них выделяются воспоминания воспитательницы Чайковского Ф.Дюрбах, которая на протяжении всей жизни хранила детские сочинения Чайковского, его письма. Кашкин отмечал, что перессказы, которыми пользовался М.И.Чайковский "почти все идут из женских уст и потому отмечают подробности, особенно пленяющие женщин в детях: послушливость последних, симпатичность и привязанность к своим защитницам и покровительницам. Мужчина - воспитатель, быть может, подметил бы и другие качества."

Воспоминания воспитательницы Чайковского времен жизни его семьи в Воткинске Ф.Дюрбах имеют особое значение. Эта женщина оставила в душе композитора неизгладимый след. Он пронес любовь к ней через всю жизнь. А в последний год своей жизни, в самый канун начала работы над Шестой симфонией, он разыскал её вo Франции, в её родном Монбельяре и посетил свою воспитательницу. По его собственному признанию, они бесконечно вспоминали прошлое, слёзы перемешивались с рассказами, и всё это вместе вызвало в душе Чайковского сильнейший эмоциональный подъём. Ф.Дюрбах сохранила детские тетради Чайковского, письма его и его родных. После скорой и неожиданной смерти композитора она в письмах к М.И.Чайковскому, а также его брату Н.И.Чайковскому стала подробно описывать жизнь семьи в Воткинске. Позднее М.И.Чайковский также её посетил в Монбельяре. Ф.Дюрбах отдала ему часть сохранившегося у неё архива и многое рассказала. М.И.Чайковский записал все и составил целый очерк, который использовал в своей биографии Петра Ильича.

Воспоминания о Чайковском появлялись к каждой годовщине со дня смерти Чайковского и другим датам. Иногда воспоминания появлялись и без видимого на то повода. Описывались различные эпизоды из жизни композитора, в том числе и курьезные. Появление подобного рода воспоминаний было достаточно частым, особенно в составе литературных журналов.

В 1913 году целый номер журнала "Солнце России" был посвящен Чайковскому, в том числе и воспоминаниям о нем (N 44). Вся подборка материалов называлась: "Венок на могилу П.И.Чайковского". Их авторами были актер К.А.Варламов, композиторы А.К.Лядов, Э.Ф.Направник, Ц.А.Кюи, П.Ф.Соловьев, певцы Н.Н.Фигнер, И.В.Тартаков, М.А.Славина, оперный режиссер О.О.Палечек. Пребыванию Чайковского в Одессе посвящены воспоминания А.Кауфмана; первой постановке "Пиковой дамы" в Киеве - записки писательницы В.Н.Ольнем и многие другие. В 1924 году в Петрограде были напечатаны воспоминания известного театрального деятеля В.П.Погожева с очень интересными добавлениями Асафьева о споре в Мариинском театре по поводу нотного материала "Пиковой дамы" в связи с премьерой этой оперы в Петербурге. Воспоминания Погожева были написаны в июле 1922 года в Петрограде.Тогда же были опубликованы записки А.К.Глазунова о его знакомстве с Чайковским. В том же году в Америке вышла книга воспоминаний Л.Ауэра "My long life in Musiс". Через три года книга Л.Ауэра была издана в России . Книга получила новое название: Леопольд Ауэр. "Среди музыкантов. Записи, воспоминания и письма." (М.,1927). В этих воспоминаниях значительное место уделено и воспоминаниям о Чайковском. Сам Ауэр представлял собой не только выдающегося музыканта, но и особый тип личности, характерный для русской музыкальной жизни XIX века: "солист его Величества", " исчезнувший тип придворного музыканта"(с.5). Написанные на склоне лет, эти воспоминания несут в себе и черезвычайно важные факты из жизни обоих музыкантов, но одновременно и какие-то неточности или изложение бытовавших версий, не имевших под собой реальной основы.

1924 год был для мемуаристики о Чайковском достаточно плодовитым. В этом же году появились и воспоминания знаменитого скульптора И.Гинцбурга (Академик Илья Гинцбург "Из прошлого"), в которых также нашли свое место и упоминания о встречах с Чайковским. О Чайковском скульптор вспоминал в разное время. Например, в своих воспоминаниях "Как я работал и учил"(они, очевидно, были написаны еще в начале века) он писал: "Совершенно при других условиях лепил я П.И.Чайковского, он приходил ко мне в мастерскую( Академия художеств). Позировал он, стоя у столика, занимаясь писанием нот, и просил, чтобы во время сеанса не приходили посторонние. - Я всегда стесняюсь незнакомых мне людей, даже когда я дирижирую, то чувствую такую робость, такую неловкость, что для того, чтобы набраться храбрости, должен перед выступлением выпить коньяку."

Учитывая место и значение Чайковского и его творчества в сознании русских людей конца XIX и начала XX века, его облик, впечатления от музыки также нашли отражение в русской мемуаристике "участников и свидетелей серебрянного века России", большая часть которых оказалась в числе русских эмигрантов так называемой первой волны. Они все по образному выражению Романа Гуля "унесли Россию" с собой, в своем сердце, в своей душе. Поэтому в периодике русской эмиграции было написано довольно много о Чайковском.

20-30 годы оказались очень богатыми на появление новых воспоминаний о Чайковском. Ученики, коллеги Чайковского к тому времени все находились в весьма преклонных годах и стремились изложить свои воспоминания и наблюдения для будущих поколений музыкантов и любителей музыки. Огромную роль в собирании этих материалов сыграл директор музея Чайковского в Клину, в прошлом секретарь Московского отделения РМО Н.Т.Жегин. Об одной из этих историй узнаем из переписки С.В.Рахманинова. В.Р.Вильшау, пианист, один из ближайших друзей С.В.Рахмананова писал ему 8 августа 1936 года, рассказывая о своем посещении музея и сборе материалов, в том числе и воспоминаний о Чайковском. Письмо само по себе содержит воспоминания о доме-музее Чайковского в конце 30 - х годов: "Как -то ранней весной встретил я старика Жегина, он директор Дома - музея им.Чайковского в Клину. Я, правда, давно обещал ему приехать, и вот он меня прямо сцапал и уговорил назавтра вместе ехать. Так и пришлось сделать. Я не раскаиваюсь, что хотя бы в первый раз побывал в доме такого человека, который так украшал жизнь людей, даря им свое вдохновение. В доме все осталось в неприкосновенном виде.Кровать, письменный стол, на котором писались такие шедевры, отдельно в витрине его прокуренные мундштуки, карандаши, записные книжки(Skizzenbucher), библиотечка; все скоромно, скромно, чтобы не сказать большего. Есть там и твоя фотографическая карточка (очень молодого периода). Жегин Ник.Тимоф. все еще продолжает пополнять музей новыми экспонатами. Есть у них очень своеобразная штука, так называемая "копилка", куда собирают всякий материал, имеющий касательство к Петру Ильичу. И что же, сейчас же, как и следовало ожидать пристали. Вот, говорят Владимир Робертович>, Сергей Васильевич к Вам особенно расположен, вот у кого, конечно, есть что вспомнить и кто мог бы сказать что! Сделайте доброе дело, напишите, попросите. Ну и кончилось тем, что не выдержал, пообещал, сказал, что попробую, напишу. И вот мне пришло в голову, что нет ли чего подходящего в твоей книге "воспоминаний"!? <...> Теперь, что же могло служить материалом все же для такой копилки? Все! Какой-нибудь взгляд, высказанный П.И. на музыку, на кого либо из музыкантов, в частности, что - либо, тебя касающееся, какая-нибудь ярко выраженная черта характера, привычки и пр., материально что-либо, ну, письмо, записка, фотография и пр., все такие документы предметного характера, конечно могли бы быть и не в оригинальном виде, а перепечатками и пр. Вот! И если бы тебе это было затруднительно, нежелательно и пр., оставь и это, само собою, - пустым местом."

Новую волну появления воспоминаний о Чайковском составили воспоминания, написанные или произнесенные в виде выступлений в различных аудиториях в связи со 100-летием со дня рождения Чайковского. Оно отмечалось в 1940 году. Были написаны воспоминания племянником композитора Ю.Л.Давыдовым. Своми рассказами о композиторе поделились, например, А.Л.Мекк (урожденная Давыдова). Библиотекарем музея Флеровым были записаны рассказы клинских старожилов. Они хранятся в архиве музея. Уже давно нет в живых тех, кто знал Чайковского лично, однако мемуарная литература о нем постоянно пополняется. В архивах младших и старших современников Чайковского обнаруживаются дневниковые записи, самостоятельные тексты, которые являются по своему жанру подлинными воспоминаниями о нем как о человеке и композиторе. Так, в дневниках И.А.Саца есть следующая запись: "<...> мне вспомнилось, как в дни моего увлечения музыкой я встретил однажды на улице Чайковского.<...> я пришел в неистовое волнение и побежал за ним; Чайковский вошел в кофейню - и в продолжение доброго часа я ходил под окнами и глядел, как Чайковский пил кофе и читал газету.<...> А кофе пил он как его пьют все смертные, весьма элементарно. И вот, глядя как он макает сухарь, - я мысленно перебирал в уме мелодии и гармонии его баркарол, романсов и симфоний <...>. Мне хотелось, сам не знаю что: хоть раз сказать ему про то, что он вызывал во мне, хоть раз остановить на себе его внимание, или крикнуть, что мол и я живу на свете <...>".

Другой вид источника новых воспоминаний о Чайковском - это биографические материалы его современников. В них можно встретить рассказы об эпизодах, в которых также упоминается и Чайковский. Например, в книге секретаря Л.Н.Толстого В.Булгакова (В.Булгаков. Л.Н.Толстой в последний год его жизни,М.,1989) находим сведения об отношении великого русского писателя к музыке Чайковского в самый последний год его жизни: эпизод исполнения скрипачом Эрденко М.Г. пьес Чайковского. При этом автор поясняет: "Лев Николаевич не любит Чайковского, но "Колыбельная" и "Осенняя песня" ему очень понравились(там же, с.262). В другом же месте Булгаков перессказывает разговор между Л.Н.Толстым и его женой Софьей Андреевной, когда писатель заметил, что "непонимание предмета еще не опровергает его", при этом он "привел в пример композитора Чайковского и еще одного музыканта, которые никак не могли понять значения дифференциального исчисления. Чайковский, по мнению Льва Николавича, очень остроумно сказал по этому поводу:"Или оно глупо, или я глуп". Заметим, однако, что, по всей вероятности, Толстой сам мог и не быть свидетелем этого эпизода, а прочитать о нем в книге воспоминаний И.А.Клименко, которые вышли незадолго до того (в 1908 году), или мог слышать о нем от кого-то другого. Так или иначе этот случай описан Клименко. Он произошел на вечере с профессором Бугаевым, тогда молодым математиком. Г.А.Ларош попросил его обьяснить ему, что такое интеграл и дифференциал. А далее Клименко описывает сцену, при которой Ларош очень скоро покинул свое место со словами:"Нет, я должно быть, совсем идиот! Я решительно нечего не понимаю!" Чайковский же остался, дослушал до конца, в силу своей природной деликатности, но в конце грустным тоном воскликнул:"Господи! неужели есть на свете люди, которые действительно это понимают!"

К 90-м годам XIX века относятся воспоминания о своих встречах с Чайковским записки Ю.И.Блока. Блок Юлий Иванович(1858-1934) - глава акционерного общества, ввозившего в Россию новинки техники, музыкант-любитель, знакомый Чайковского и многих других русских композиторов, писателей, артистов. Он познакомился с Чайковским в 1888 году. Их общение продолжалось вплоть до кончины композитора в 1893 году. Оно во многом было связано с внедрением в русскую жизнь фонографа Эдисона, что само по себе является интереснейшей сферой, так как развитие звукозаписи проиходится в полной мере на следующий XX век. В архиве Чайковского сохранились письма и визитная карточка Блока. Письмо (напечатано на пишущей машинке, распространением которых в России также занималась фирма Блока), относится к самому началу их знакомства, визитная же карточка не имеет автографа, ее датировка неизвестна. 4 октября 1889 года Блок писал Чайковскому, который только что приехал в Москву из Петербурга и нанял новую квартиру на Пречистенке: "Высокоуважаемый Петр Ильич! - Не знаю как Вам выразить свою благодарность за великую Вашу любезность, оказанную совершенно чужому человеку. Мечту быть собственником Вашей автографии я имел давно, и вчерашний случай дал мне смелость испросить ее у Вас. Меня особенно радует, что я поставлен в возможность хоть отчасти отплатить любезность Вашу. Сообщаю Вам секрет: два месяца тому назад я был у Эдисона в его Лаборатории. Он лично вручил мне один фонограф для демонстрации его перед Государем Императором и в музыкальных и научных обществах. Я убежден, что этот гениальный аппарат не только заинтересует, но и поразит Вас, так как именно для композиторов, по моему взгляду, он будет иметь весьма важное значение. Через неделю у меня будет новая батарея, и я с особым удовольствием пропою и проиграю Вам целую Американскую программу на всевозможных инструментах, так как Эдисон мне также дал целые 2 дюжины цилиндров пьес, воспроизведенных у него в лаборатории. Пожалуйста, не передавайте никому это мое сообщение, ибо я официально покажу фонограф только после демонстрации его во дворце. Для Вас же, частным образом, я с удовольствием готов представить его в конце будущей недели, если Вы можете назначить вечер. С глубоким уважением Ю.Блок." Очевидно, встреча и прослушивание состоялись, так как сохранился отзыв Чайковского о фонографе Эдисона, датированный им 14 октября 1889 года: "Фонограф, несомненно, поразительнейшее, прекраснейшее, интереснейшее изобретение, среди все тех, что делают честь 19-ому веку! Слава великому изобретателю - Эдисону!" Сам Блок был страстным любителем музыки, прежде всего Чайковского, и неплохим скрипачом. После отьезда из России он некоторое время жил в Германии, продолжал делать фонографические записи. Затем в 1920-1930 - х годах, живя в Швейцарии, Блок написал интересные мемуары.

Характер воспоминаний о Чайковском в разные годы, безусловно, менялся. Происходила также и эволюция представлений о Чайковском - человеке и художнике. Это обстоятельство связано не только со спецификой воспоминаний как литературного жанра, но и особенностями действительности, в которой жили люди, писавшие эти воспоминания. Они одновременно и обьективный источник информации, и субьективный рассказ о времени и о себе.

П. Е. Вайдман